|
Путь офицера, или Какая армия нам нужна
Воля к власти - есть воля к жизни
Офицер – есть высший и наиболее чистый тип политика в правовом государстве. Он вне партий, конфессий и этносов, вне политиканских дрязг, потому офицер - есть олицетворение державы, символы которой носит на воинской одежде, превращая мундир в некое подобие знамени.
Власть и политика – синонимы, а воля к власти - есть воля к жизни. Одухотворенная властность – есть миссия офицера на земле. Сделать из мужиков мужчин, а из военнослужащих, окончивших училища подлинных офицеров, – вот главная задача постсоветских реформ, к которым мы еще не приступали.
Власть без дисциплины мертва. Она ее воздух. Некоторые мыслители называют дисциплину душой армии. В этом случае дисциплина - есть и душа государства. Флот и армия в здоровом обществе находятся в органичном единстве с государством, и душа у них одна и верна Творцу.
Глава государства только в одном случае носит высший титул «Верховного», когда речь идет о вооруженных силах. Это означает, что он первый офицер державы. Не первый ученый, не первый врач, не первый рабочий, не первый учитель, финансист, артист или олигарх, нет он первый офицер. И этим все сказано. Потому любой преданный долгу лейтенант с живым чувством чести стоит всех олигархов вместе и каждого по отдельности, ибо патриотизм – религия офицера, а дисциплина – высшая добродетель и основа культуры.
Святые Отцы учат: «Послушание – выше святости». Без послушания нет смирения, свойственного богатырям, как нет повелительности и подчинения. В этом и глубокая мистическая связь миссии монаха и офицера на земле. Оба они служат Богу и России. Государство же, по Гегелю, «есть шествие Бога в миру».
Церковь можно условно отделить от государства, но тем крепче ее связь с обществом.. Можно и должно объявить офицера вне политики, т.е. вне власти, но он будет вне политики не более, чем его «Верховный». Армия и Церковь вне политики, чтобы быть неуязвимей и сильней, ибо их миссия есть высочайшая политика вне суетности, двусмыслия, лжи, многословия и политиканства.
Формула Клаузевица о войне как «продолжении политики иными средствами» выдержала испытание временем и режимами. Другими словами, военное дело - есть продолжение политики наиболее напряженными и ответственными мерами, где ставкой является высшая на земле ценность – жизнь человека.
Солдат сражается и отдает жизнь за «продолжение политики», ибо вооруженные силы есть политический инструмент государства, его последний довод. Только грязные люди утверждают, что «политика – грязное дело». Продажные люди всегда мечтают об армии, которую можно купить, т.е. о наемной армии. Они ее хитро зовут «профессиональной» или «контрактной». Между тем все армии мира профессиональны. Различаясь только в степени выучки. Армии комплектуются по принципу «призыва» или «найма», но не по принципу «профессионализма».
В уважающем себя государстве ни политика, ни ее освященное веками «продолжение» – военное дело - не могут быть «грязным делом». За подобные утверждения гражданин должен немедленно расплачиваться карьерой и изгоняться из политики, как паршивая овца из стада. Почему? Потому что ни один солдат, от рядового до генерала, не станет сражаться и жертвовать собой за продолжение «иными средствами» грязного дела.
Человек был и остался абсолютным оружием на войне. И чем изощреннее техника, тем более возрастает человеческий фактор, и прежде всего возрастает роль офицера. Он, офицер, не только, по Суворову, «сердце армии», но именно он, офицер, готовит всех сержантов и прапорщиков. А из всех категорий офицеров в периоды смут, деградация, нищеты, шатаний умов особенно возрастает роль офицера-наставника, который когда-то был с абсолютной точностью назван «политическим руководителем» - «политруком». Нацисты дали им высшую оценку на войне и расстреливали первыми. Перекосы режима исказили верный первоначальный смысл имени «политрука». Если политика это и есть власть, а на войне, по признанию полководцев всех времен, в балансе победы четыре пятых приходятся на дух войск и только одна пятая на материальные ресурсы, то человек, призванный укреплять четыре пятых от мощи армии, и должен быть политическим руководителем. И она, эта становая духовно-нравственная вертикаль, должна пронизывать армию от роты, через полк, дивизию, армию, округ до министра обороны.
Укрепление главной сферы армии, а именно ее духовно-нравственной составляющей становится уже вопросом безопасности самой армии и, разумеется, государства. Мы должны отбросить старую казенную риторику, поставить дело на прагматическую основу, сблизить воспитание войск с европейскими демократическими стандартами и, опираясь на богатейшие отечественные традиции, захватить лидерство в этой сфере, лидерство в мире, сказав новое слово без милитаризма, политиканства, показухи и психоза.
Воспитание – фундаментальный принцип вооруженных сил. Армия - есть общенациональная школа, где непрерывно учат и шлифуют обучение. В умной и боеспособной армии воспитанию дан бесспорный приоритет. Генерал М. И. Драгомиров настойчиво подчеркивал: «Воспитание – выше образования». Смысл армии – в ее боевой готовности и способности немедленно ответить на любую угрозу. А какой армии нужен образованный паникер?
В сфере воспитания войск в истории до сегодняшнего дня нет равных Петру Великому. Даже офицера-воспитателя он ввел в армии первым, причем, обозначил его функции в войске с гениальной глубиной. Петр I «политруками» в своей армии назначил знаменосцев-прапорщиков. Само по себе знамя как боевая священная хоругвь обладает высочайшей символикой.
Знаменосцем назначали прапорщика – младшего из обер-офицеров. В мирное время царь вменил ему в обязанность «во вся дни немощных посещать и смотреть, нет ли им в призирании какого недостатку» … «Ему подобает великую любовь к солдатам иметь, и егда они в наказание впадут, тогда ему о них бить челом вольно».
Знаменосец становился всеобщим заступником, утешителем и ходатаем в болезнях, проступках, во всяких несчастиях. Прапорщик становился любимцем солдат, их наставником и другом, без демагогии и фальши.
Должность знаменосца становилась прекрасной школой солдатской науки и ратного братства. В бою прапорщик держал знамя в левой руке, а в правой с оружием должен был отражать врагов «даже до смерти, понеже вся рота при нем содержится».
Как писал Генерального штаба полковник Роман Константинович Дрейлинг: «Бой возгорался около любимого общего заступника, который спасал самое дорогое, что есть, воинскую святыню части, честь ее – ее знамя! Целый комплекс аффектов и высоких чувств возбуждался в солдатах, который должен были довести их до состояния высшего самопожертвования». Солдат был готов на все, лишь бы уничтожить опасность, угрожающую любимому офицеру и защищаемой им святыни. В случае гибели прапорщика на его место заступал ассистент, помощник по всем обязанностям.
Петр I не только создал замечательный тип «политрука»-прапорщика, но сумел сделать его и любимцем солдат.
Петр I требовал, чтобы: «Все вышние и нижние офицеров и все войско обще имеет в неразрывной любви миру и согласии пребыть»… «Офицеры солдатам должны быть яко отцы детям», «офицеры и прочие да любят друг друга верно, как христианину надлежит».
Самыми верными и прилежными учениками Петра I оказались святой адмирал Ушаков и генералиссимус Суворов, с детства выучивший его Воинский Устав наизусть. Как и Петр I, он полагал, что ничто так не укрепляет дисциплину и боеготовность, как религиозное сознание. Командуя полком, Суворов составил для солдат краткий курс по Закону Божию и катехизис. Позже Суворов, перечисляя, что нужно знать военачальнику, чтобы стать хорошим полководцем, нашел необходимым указать и «немного богословия».
В балансе основных свойств солдата (от рядового до маршала) на первом месте стоит воля. При хорошей развитости ума характер должен превалировать у командира во всех обстоятельствах. Он, прежде всего, вожак. Воля – вот что формирует образ офицера во все дни его жизни. Он, как это было с Жуковым, – посланник народной воли в час беды.
Великие мыслители: Гегель, Фихте, Шопенгауэр считали необходимым утверждать, что воля, есть последнее основание жизни и бытия вообще. Для нас во всех случаях речь идет о просветленной воле.
Накануне февраля 1917 года полное разложение русской военной силы, с убийствами лучших офицеров и последующей гибелью государства, показало всему миру, что неполитизированный офицер – есть плохо вооруженный идиот, который не ведает, кто им управляет и за кого он проливает кровь солдат. Из всех воюющих армий разложилась только русская армия. Сейчас приблизительно та же картина. Только если императорские офицеры были вышколены и воспитаны, то сейчас они дезориентированы, сутулы, угнетены и набиты матом, как нечистотами. Строго говоря, у нас нет офицеров, после 1917 года одни командиры и военнослужащие с разной степенью добросовестности, героизма и приспособленчества. Сумеет ли новая Россия через кадетские корпуса и училища, через воспитание всего общества в духе духовной соборности и честности воссоздать благородный и бесстрашный русский офицерский корпус? – есть вопрос ее исторического самостояния и бытия.
Дисциплина - душа армии
Суворовские богатыри могли быть необразованны, но творить чудеса, потому что были правильно воспитаны в родной среде, православной, и потому знали «свой маневр». С ослаблением веры, развитием городов и техники, созданием массовых армий появилась нужда в офицерах-воспитателях. Н. П. Михневич - наиболее значительная фигура в череде русских военных мыслителей перед началом нашего уходящего века - утверждал, что с развитием цивилизации «воинственный дух народа и доблесть армии ослабевают». Работники военкоматов это знают лучше всех. Давно ими замечено, что, чем больше город, тем худших новобранцев он поставляет. Еще в советское время представители элитных войск растекались по российским просторам, предпочитая Сибирь, для отбора новобранцев в десант, морскую пехоту и пограничные войска. Американцы знают, что лучших моряков дает техасская глубинка, вдалеке от моря. Американские генералы, участники двух мировых войн, говорят, что боевое воодушевление офицеров в первую мировую войну было выше, чем во второй мировой войне.
Для России 20-й век был особенно немилосерден и кровав. Тем поразительнее доблесть, неизменно проявляемая российскими солдатами после всех страшных войн столетия, самоотверженность, немыслимая для нынешних натовских армий.
В семидесятых годах в ФРГ провели опрос среди молодежи и спросили, если в открытом бою встретится русский батальон и батальон бундесвера, кто из них победит. Большинство молодых немцев честно ответили, что победит русский батальон. Это был моральный капитал, оставленный отцами-фронтовиками детям. С тех пор многое изменилось в Европе и особенно в России. С каждым годом общество поставляло в армию все более ослабленный контингент новобранцев. Молодые люди перед призывом успевали пройти через приводы в милицию, наркотики, алкоголь, преступления. Каждый год сегодня в России распадается семьсот тысяч семей. На эти разоренные семьи приходится половина призыва. На плечи офицерского корпуса ложится все более тяжелое дополнительное бремя. Чем неблагополучнее общество, тем более ответственной становится роль армии и особенно фигура офицера-воспитателя. Ждать улучшения нравственного климата в обществе офицерский корпус не может. Служить ему надо сейчас. Теперь офицерский корпус сам должен искать в свой среде ресурсы, чтобы через воспитание солдат облагораживать общество и одновременно решать основные свои военно-оборонные задачи и совершенствовать боевую подготовку. Любой офицер по существу своего служения есть прежде всего воспитатель. Не случайно появилось в русской армии глубокомысленное и устойчивое словосочетание - «отец-командир». Офицер-воспитатель -есть эталон офицера вообще. Таковыми были и Петр I, и Румянцев, и Ушаков, и Нахимов, и десантник Маргелов, таким был и командующий 40-й армией в Афганистане Дубинин, и те офицеры в Чечне, кто заслонял собой солдат.
Но сегодня речь будет об офицерах-воспитателях, еще недавно известных под именем «политрук», мы едва ли не первыми в мире ввели эту категорию командиров еще в комиссарские времена. Высшую аттестацию они получили в войну от фашистов - политруков с красной звездой на рукаве расстреливали первыми. Политруки, а мы говорим здесь только о лучших из них, были воспитателями того духа, который вложил в своего героя бригадный комиссар Николай Островский в романе «Как закалялась сталь». Его монашески аскетический Павел Корчагин, в длиннополой шинели, с пылающим взором, кажется, сошел с фресок старого письма, рассказывающих о русских подвижниках. Островский умер молодым, в 35 лет, как, впрочем, и комбриг Валерий Чкалов, узнавший в Корчагине все свое поколение. Это тот Чкалов, который мог на приеме выплеснуть вино из рюмки Сталина, перед которым цепенели все, налить вождю водку и выпить с ним на брудершафт. На фоне изуверства режима такие фигуры кажутся подлинно былинными богатырями. А без учета образа такого «политрука», как Павел Корчагин, не понять ни одной страницы войны с Германией, и особенно предвоенных лет, и не связать времен.
Суворовская «наука побеждать» написана с такой простотой, что кажется вовсе и не наукой. Но именно в простоте ее гениальность. «Простота» как категория военного искусства в числе основополагающих принципов у всех ведущих армий мира и всех великих полководцев. Проявление универсальности этого принципа в том, что он совпадает с категориями эстетики и даже веры. «Где просто, - говорил оптинский старец Амвросий, -там ангелов со сто, а где мудрено - там ни одного». Суворов как человек удивительной личной святости посчитал эту глубинную связь войны солдата и духовной брани человека.
Генерал Радецкий настойчиво напоминал: «Простота в организации и управлении армии - высшая задача, которую мы должны себе наметить». Известное правило Гинденбурга гласило: «Наи6ольший успех гарантирует самое простое решение». Впрочем, об этом же не уставал твердить Наполеон. Но к простоте должна быть добавлена решимость, ибо, по Нельсону, самые смелые решения наиболее безопасные и, добавим, приносят меньше всего жертв. У офицера при развитом уме воля должна первенствовать так, как на поле боя характер имеет перевес над умом. Гамлетовский тип – самый неудачный тип полководца. Несчастны были бы солдаты, доверившиеся такому обаятельному и интеллигентному военачальнику. Когда о простоте и решимости забывает церковь, тогда храм Святой Софии в Константинополе становится мечетью, а армия бывает бита. Бог как бы покидает и священство, и войска, ибо «смелым владеет Бог», а страх, как говорят святые Отцы, рождает Сатану. Потому Великий Петр, создавая новую армию, пуще всего предостерегал своих подданных от того, чтобы нам «не уподобиться державе Византийской», когда десятки тысяч попов прятались по щелям при осаде Царьграда, а на стенах стояла, горстка наемников, по-нашему «контрактников». Петр I был величайшим офицером-воспитателем в буквальном смысле слова. Он учил личным примером и, оставив топор или станок, первым бросался на абордажные мостики. Петр I от матроса до адмирала во флоте, как и в армии, не перешагнул ни одного звания. Все чины заработал в бою. И при каждом шаге помнил, что на него смотрят подчиненные. Петр I - наш всеобщий эталон национального учителя и офицера.
Вооружившись мудрой простотой предков, приступим бестрепетно к выяснению: кто такой офицер-воспитатель и каково его место в новой армии, новой России. Прежде всего краеугольным камнем концепции поставим положение, что офицера - невоспитателя не бывает - от лейтенанта до маршала каждый есть воспитатель, а армия и флот - общенациональная школа, где проходят обучение здоровые силы нации.
Каждая следующая война в ХХ веке усиливала роль одиночного бойца и малых групп с высокой степенью инициативы. Потому, исследуя, какой офицер-воспитатель нужен армии, мы должны иметь в виду не запросы округа, дивизии, бригады и даже полка, а прежде всего батальона и особенно роты и взвода - тех, кто несет на себе основное бремя боя. На флоте - это подводная лодка и средний корабль, в пограничных войсках - застава. Штатом социологов, психологов и прочих вспомогательных дисциплин может располагать округ. Они могут выезжать в войска или работать периодически при больших Домах офицеров. Но сегодня не о них речь, а о строевом офицере-воспитателе ротного и батальонного звена, главном носителе дисциплины, духа войск и традиций. Если мы будем иметь в виду роту, мы сохраним принцип простоты и жизненности и не потеряем из виду фундаментальное положение Драгомирова и всех передовых военных мыслителей о том, что армию следует обучать только тому, что пригодится ей на войне, или, как говорили древние: «истинная война ведется в мирное время». Армия - носитель политической идеи государства, а в войну становится инструментом политики, военными средствами. Надо заметить, что большевики точнее всех передали природу офицера-воспитателя как военного носителя государственной идеи, назвав его политическим, т.е. властным руководителем. Жизнь подтвердила это. В Чечне (как и в Афганистане) их вновь называли «политруками». Война отбросила кабинетные умствования и вернула все к суровой реальности военного бытия. Прежде чем приступить к рассуждению о том, какого офицера-воспитателя ждет армия, мы должны восстановить те основы, на которых десять веков исполняло свое служение России воинство. Генерал Свечин перед 1917 годом писал, что великие практики всегда безжалостно уничтожали символы, потерявшие смысл, пережившие самих себя. «Если нам путь к победе, - писал он, - преграждают предрассудки и мы окажемся не в силах перемахнуть через них, то нас ждут одни неудачи и поражения».
Самый чудовищный предрассудок, отравляющий и загадивший ум и душу всех поколений, уничтоживший в конце концов и СССР, а теперь не позволяющий России выбраться из зловонной воровской ямы и придавливает, и гнетет армию, по пути уничтожая ее, - это постулат воров и жуликов, что «бытие определяет сознание».
Для армии этот постулат равен неминуемому самоубийству. На бытовом и военном уровне, если бытие определяет сознание или если мое личное бытие, т.е. шкура, выше идеалов, то ни один, по сути, приказ в армии не будет выполнен. Этот первый вопрос философии, воплощенный по-марксистски в жизнь, убивает рано или поздно любое явление, в том числе и государство и армию.
Материализм – есть признак старчества как для отдельного человека, так и для общества в целом. Контрактная армия, не одухотворенная высоким долгом, ведет к деградации, поражению и мародерству. Одухотворенная дисциплина – самое прекрасное явление на земле. Она и есть та красота, которою «мир спасется».
Основой силовых структур государства должны стать просветленный патриотизм государствообразующего народа, разумеется, без националистической паранойи, истерики или сладострастного самобичевания. Должно быть светло, строго и сердечно – как в пушкинском круге офицеров, где встречались и генерал Денис Давыдов и поручик, будущий святитель Игнатий Брянчанинов и капитан Чаадаев и лейтенант Владимир Даль.
Дисциплина - душа армии. Без повиновения она теряет смысл и становится сбродом рвачей, вооруженных и в униформе. Еще ученик Сократа греческий полководец Ксенофонт утверждал: «В дисциплине спасение армии; отсутствие ее многих привело к гибели». Если материализм определяет сознание, иными словами, если в сознании первенствуют чины, оклад и блага, то в такой армии неуставное изуверство станет неминуемой нормой. Если солдат не видит в офицере эталона для подражания, он ищет опоры в ценностях уголовной круговой поруки при казарменном дарвинизме. Ибо, как говорил наш великий военный педагог Драгомиров, обучавший и последнего Государя: «Самопожертвование освящает повиновение и праведную брань».
Для нас же сегодня важно привести суждение известных военных практиков этого века о приоритете духа над материальностью. Когда опираешься на авторитеты классических полководцев, у сегодняшнего телеобалдуя создается впечатление, что его убеждают примерами допотопными. Он думает, что в поединке что-то изменилось со времен Цезаря.
«Дело духовной жизни корабля - есть дело самой первостепенной важности, и каждый из служащих, - говорил адмирал Макаров, - начиная от адмирала и кончая матросом, имеет в нем долю участия».
Вместо «духовной жизни корабля» поставьте «духовную жизнь» взвода, роты, батальона, заставы, эскадрильи, и вы поймете, что задачи, которые решали наши деды, оставлены нам в наследство, причем, в любом подразделении духовная жизнь - забота всех. Но первейшая обязанность здесь командира и офицера-воспитателя, вернее политрука, ну, может быть, эту ответственность разделить на триумвират и добавить еще начальника штаба. Но не забудем слова Макарова «каждый из служащих», мы к этому вернемся. Итак, в каком соотношении для воина дух и материальность? Генерал Михневич утверждал: «Духовное начало на войне имеет даже преобладающее значение, нежели материальные силы». Почти все военные мыслители Запада убеждены, что в основе духа войск лежит «расовая гордость», и что солдат надо воспитывать в духе гордости за принадлежность к победоносной армии» Мы это называем патриотизмом. Английский фельдмашрал Слим в войну написал для передачи по радио статью - «Что такое мораль?» В основе морали, по Слиму, на первом месте духовное начало, затем умственное и, наконец, материальное. Мораль, - говорил он, - не осязаемый дух мужчин и женщин. Также как храбрость, мораль есть состояние ума, смешение чувств и разума. Он убежден, что «религия была и остается великой основой морали».
Дух есть центр тяжести как целого войска, так и отдельного лица. Дух этот - сила, скрепляющая народ с его войском. В обеих мировых войнах немцы лучше своих противников приготовились к войне. Это видно из того, что они всегда теряли в процентном отношений меньше солдат и офицеров, чем их противники. Мы в обеих войнах теряли больше всех. Над этим следует задуматься и навсегда прекратить эту практику.
Прежде чем, наконец, перейти к искомому образу офицера-воспитателя, приведем еще следующие слова Бильдерлинга: «Вера в свое Отечество - необходимое условие существования народа; чем она сильней и глубже - тем сильней народ». И его же слова: «Народ, который не проникнут горячей любовью к своей Родине, к прошлому своих предков, к будущему своих детей, к силе своей расы - естественно вымирает».
Теперь мы хотя бы в общих чертах наметили носителем каких идей должен быть офицер. Что в его характере должно быть господствующим и властно подчинять внешнюю форму, язык, выправку этим фундаментальным началам.
Сравнительно небольшие армии прошлого с многолетним служением солдат-рекрутов, с дворянским офицерским корпусом и институтом военных священников, одушевленных единой верой, могли обходиться без офицеров-воспитателей. Иноверцев до начала XX века не брали как в русскую армию, так и в армию соседней Оттоманской Порты. Но с появлением многоконфессиональных массовых армий вооруженные силы, ставшие структурой наднациональной, надпартийной и надконфессиональной, востребовали людей, которые выражали бы эту новую миссию армии и не только выражали новый дух армии, но и цементировали ее, делая вооруженные силы оплотом внутренней стабильности страны и гарантом от внешних угроз. Каким был коммунистический государственный строй, таким был и политработник в армии как представитель этого строя и выразитель его политической системы. После войны 45 мирных лет духовного склероза деформировали и социальный, и политический облик вчерашнего боевого политрука времен войны. Но, как могли, они все-таки цементировали армию, придавая ей. хотя бы внешне облик грозного идейного монолита.
Сегодня, после десяти лет смут, шатаний, реформ и разброда, главная проблема армии не в социальной незащищенности всех категорий военнослужащих, не в квартирах для офицеров, не в их статусе в обществе, не в устаревшей технике, не в дутых генеральских дачах, не в грязной уголовщине, которую называют «неуставными отношениями», как на гражданке бандитизм называют таинственным «рекетом», душегубов – «киллерами», а воров – «коррупционерами». Проблема всех проблем армии в нравственном разложении общества и в равнодушии к подвижническим идеалам. Порой создается впечатление, что после училища, где из курсанта выбили казенной кувалдой школьный энтузиазм, дальше кроме жены его никто не формировал.
Кухонный уровень витает над его мыслями и запросами. В школе с первого класса его учили женщины, а после училища жена. Мудрый «Домострой» требовал, чтобы единственным и суровым учителем в семье был отец, а жена - его домовитой помощницей. У нас все перевернулось.
Итак, главная проблема армии, (а в армии становой структурой является офицерский корпус) - это моральное состояние войск. Любая армия опирается на свой «средний класс», т.е. н унтер-офицеров, сержантов и прапорщиков. Но всех их готовит и воспитывает офицерский корпус. Офицер, по Суворову, «сердце армии». Каков офицер, такова и армия. Офицеров же готовят, прежде всего, в училищах. Военное училище в этой связи должно стать для армии приоритетом N 1.
Но главная проблема всех вооруженных сил и всех звеньев сверху до низу как основы нравственного состояния войск – это, бесспорно, дисциплина
Не палочная дисциплина, не исполнительность, лукавая и продиктованная страхом и лживой уклончивостью, а дисциплина добровольная и внутренне осознанная как категория, которая окрыляет нравственно и укрепляет психически того, кто исполняет приказ.
Благородство начинается с великого чувства и самого трудно достижимого на земле - со знания своего места в иерархии, в довольстве любой ступенью при здоровом честолюбии. Плебей потому и носитель мятежа и вечного недовольства, что ему неведомо гоголевское «всяко место свято». Нашему обалдую со школы внушают, что исполнительность и уважение к старшим есть чуть ли не лакейская покорность. Но даже рядовой с осознанной добровольной верностью выше любого начальника, угнетенного своим местом и подсиживающего вышестоящего начальника.
Церковь ведает о всех тайнах человеческого характера и обо всех искусах на жизненном пути, именно потому она считает, что «послушание выше святости». В армии послушание Пушкин со свойственной ему верностью слова назвал «воинственным повиновением». Спокойное и честное исполнение приказа без угодливости и суеты - есть верный признак благородства натуры. Потому-то Наполеон и говорил, что «служить могут только дворяне», а Вашингтон не уставал повторять: «Делайте офицера джентльменом».
«Политрук», а для офицера-воспитателя трудно подобрать более верное название, если он хочет быть на высоте политической задачи, должен сделать дисциплину во всех ее проявлениях символом веры.
Наш великий физиолог Иван Павлов по-своему точно выразил такое сложнейшее явление, как культура, сказав: «Культура -это торможение», а последнее - та же дисциплина. Подлинная армия и есть концентрированное выражение культуры, ибо дисциплина, освященная высоким служением, есть душа армии.
Офицер-воспитатель поэтому должен посвятить себя не досугу солдат и офицеров, не женсоветам и связям с общественностью, не шефской работе и клубу - это все хоть и бывает важно, но не имеет прямого отношения к войне - офицер-воспитатель весь должен сосредоточиться на дисциплине! На этом всепронизывающем армию чувстве.
Он должен донести до солдат мысль, что самая мудрая книга после Евангелия - это Воинский Устав, в котором сконцентрирована мудрость одиннадцати веков, оплаченная кровью. Не зря немецкие уставы для эрцгерцога Карла писал великий поэт и мыслитель Фридрих Шиллер. Дисциплина - это «песнь песней» армии, это ее крылья. В войсках идет тотальное и незаметное нарушение устава. Начиная с того, что начальник отдавшему ему честь и доложившему дежурному сует панибратски клешню для рукопожатия, и до вороватого неотдавания чести солдатами, и не отвечающего на честь вышестоящего начальника нижестоящему по званию. Даже когда двое солдат подметают, третий - ефрейтор - не работает, а надзирает. Этих примеров тысячи. Но все они говорят о главной потере: об утрате смысла служения.
Известен случай, когда на улице встретились два родственника, - прапорщик и кадет. По уставу кадет в знак приветствия стал снимать головной убор, но прапорщик по-родственному остановил его: «Накройтесь». Этой сцене стал случайным свидетелем Великий Князь Михаил Павлович, известный ревнитель воинских традиций.
- Как накройтесь!? - возмутился он. - Он не вам отдает честь, а им, - и показал на эполеты прапорщика. После этого прапорщик отправился под арест.
Козыряют не конкретному человеку, а всему воинскому братству, всем боям и жертвам армии, а погоны - такой же символ для армии, как знамя.
Необходимо поставить на новые рельсы всю работу ГУВРа, которая теперь должка опираться на три «кита». Первое - дисциплина. Второе - единоначалие. Третье - патриотизм, то есть просветленный патриотизм, который не забывает, что армия - структура надпартийная, наднациональная, надконфессиональная и надклассовая.
Основой патриотического воспитания солдат должна быть героическая история становления российской государственности, сумевшей в своих пределах сохранить братство народов и сплотить их не раз на отпор внешнему и внутреннему врагу. Замечательный русский мыслитель Петр Кириевский выразил общеевропейское и просветленное понимание патриотизма, которое может стать руководящим: «Нет ни высокого дела, ни стройного слова без живого чувства собственного достоинства... чувства собственного достоинства нет без национальной гордости, а национальной гордости нет без национальной памяти».
Разумеется, Кириевский имел в виду «высокое дело», освященное даже не просвещенным патриотизмом, а религиозно просветленным. Без сакрального начала общество и его армия могут соскользнуть на милитаристский или мафиозный путь, как показала трагедия XX века. Генерал де Голль говорил: «Миром правит национализм». Но он имел в виду под словом «национализм» довольно высокий патриотизм, носителем которого сам и являлся.
Мы не знаем ни одной победоносной армии в истории без так или иначе окрашенного патриотизма. Более того, без патриотизма любая армия неминуемо становится вооруженным и опасным деклассированным сбродом на контракте. Без все оживляющей любви к родине армия лишается духовной «тяговооруженности», как говорят летчики, и тогда офицеры, воспитанные на кухне у жены-стратега, говорят языком святых отцов, нагуливают брюшко и «подобно раскормленным птицам, имея крылья, влачатся по земле».
Что касается единоначалия, то в этом веке, начавшемся с бесчинствующих толп распропагандированных солдат и мятежей на боевых кораблях, наша армия в критические для страны минуты прибегала к жесткому единоначалию и командирской воле. Перед угрозой фашизма был ослаблен даже любимый режимом институт комиссарства, и с разлагающим двуначалием было покончено.
Историк Маколей утверждал, что «организация католической церкви есть самое совершенное произведение человеческого ума». А в церкви, как известно, особенно католической, единоначалие доведено до абсолютизма. В этой связи нет ничего комичнее и нелепее, чем коллегиальное руководство войсками. Наполеон исчерпал эту тему, сказав: «Если хотите проиграть сражение, соберите совет».
Это вовсе не значит, что все военачальники были чужды обсуждений положения армии. Но они собирали военные советы именно для того, чтобы после обсуждения выразить свою окончательную и обязательную к исполнению волю.
А теперь рассмотрим, что практически должен уметь делать офицер-воспитатель, чтобы отвечать своему назначению. Ведь он воспитатель не только солдат и сержантов, но и офицеров. Стало быть, в нем должны быть черты, которые делали бы его первенство в среде офицеров морально оправданным. Если он будет, как в прошлом, назначаем без учета мнения общества офицеров, то его ждет тот же престиж, который был у политработников. И вся затея будет пустой и громоздкой возней. Новая мобильная армия не имеет право располагать балластом.
Напомним, главное назначение офицера – воспитателя - способствовать укреплению единоначалия, совершенствовать и утверждать подлинную дисциплину, наконец, одушевлять воинский строй идеалами патриотизма государства российского, что конкретно означает быть главным хранителем воинской славы и ратных традиций. Традиция в переводе означает «передача». Офицер-воспитатель - носитель эстафеты военных поколений, где достойное место найдут все века и битвы. Его, естественно, необходимо вооружить новым курсом русской ратной истории и традиций русского офицерства.
В личном плане офицер-воспитатель видится как лучший спортсмен в подразделении. Считаю, что постыдно выпускать из училищ офицеров после четырех-пяти лет занятий без звания мастера спорта в одном из видов спорта. Но если офицер-воспитатель не имеет звания хотя бы кандидата в мастера спорта по офицерскому многоборью, его ни в коем случае нельзя назначать на эту должность. Вся армия должна знать, что лучшие спортсмены в частях, - это офицеры-воспитатели. Тогда их будут уважать и солдаты, и товарищи офицеры, не по принуждению властей, а по естественному лидерству. Правда, иному мастеру даже международного класса спорт не придает боевой элегантности в жизни. Можно всех бросать на лопатки и ходить угрюмо и сутулясь, как горилла. Но здесь на помощь должна придти освященная веками офицерская культура с ее осанкой, походкой и пружинящим шагом. Офицерская культура призвана выделить его из среды людей, занятых мирным трудом. Выправка, честь и традиция - вот символ его троицы, его веры. Речь в сущности идет о совершенно новом типе офицера, унаследовавшем дух всех веков и преданного армии, как это сегодня присуще десантникам и морской пехоте. Для начала офицеров-воспитателей можно направленно выбрать по всему Флоту и Армии. Но необходимо создание особого элитного учебного заведения, превосходящего даже программу десантного училища, готовящего офицеров-воспитателей совершенно нового закала. Это не будет политиканствующий политработник, а офицер, делающий абсолютно все лучше других: первый на соревнованиях, первый на огневом рубеже, на вождении техники, с обязательными прыжками с парашютом и, главное из главных, - беззаветно преданный традициям воинства России и чуждый митингового зуда и политиканства. Такой вуз должен на две трети комплектоваться выпускниками суворовских училищ и кадетских корпусов. В таком училище, как до революции, уроков по языкам иностранным, русской словесности, истории и религии должно быть больше, чем по военным предметам.
Мы уже знаем, что подвиги фронтовиков, жуковских солдат, стали частью духовного мира наших воинов и граждан. Наступила пора воздать должное офицерскому корпусу императорского периода. Потому начать нужно с человека, который до 1917 года был верховным главнокомандующим и первым офицером русской армии: речь о Государе-Императоре Николае II и его сыне-офицере цесаревиче Алексее - Верховном атамане казачьих войск. Это тем более уместно, что русская православная церковь прославила царскую семью. Создается впечатление, что из всех категорий граждан России именно офицеры наиболее апатичны, угрюмо равнодушны к судьбе человека, под командованием которого русские войска сумели переломить ход мировой войны к 1916 году. И не будь отречения, Россия, по мнению авторитетных политиков (Черчиль), через несколько месяцев победоносно завершила бы войну. Безразличие к судьбе первого русского офицера является самым верным признаком разрушения офицерского сознания наших современников и превращения их в бесцветных и бескрылых толковых военных чиновников, служащих за скудный казенный харч. Между тем, речь идет о самом светлом из русских государей, человеке исключительной личной святости. Без восстановления его доброго имени в войсках российская армия не имеет никакой будущности, ибо речь идет не только о Верховном Главнокомандующем и Императоре, а о первом и, бесспорно, лучшем офицере русской армии, которому присягали Жуков, Рокоссовский, Василевский, Тюленев, Толбухин, словом, все маршалы Победы. Офицерам должно быть небезынтересно знать, что в числе учителей будущего императора были выдающиеся русские генералы: Н. Н. Обручев преподавал ему военную статистику, начальник Академии Генерального штаба Г. А. Леер - стратегию и военную историю, М. И. Драгомиров - боевую подготовку войск, а генерал и композитор Цезарь Кюи - фортификацию. Помимо них ряд выдающихся профессоров вели с наследником следующие курсы: И.Л.Янышев - каноническое право, историю церкви, религию и богословие; Н. Х. Бунге преподавал статистику, экономию, финансовое право; К. П. Победоносцев - законоведение, государственное и уголовное право; Е. Е. Замысловокий - политическую историю и Н. Н. Бекетов - химию. Учеба в целом продолжалась 13 лет под неусыпным и строгим надзором отца - Александра III. В восьмилетнем гимназическом курсе классические языки были заменены минералогией, ботаникой, зоологией, анатомией и физиологией. Особое внимание уделялось политической истории, русской литературе, английскому, французскому и немецкому языкам, которыми он владел в совершенстве. Пять следующих лет военного образования –юриспруденция, экономика.
Два года будущий царь служит в Преображенском полку. Сначала младшим офицером, потом ротным командиром. Два летних сезона Николай Александрович служит в рядах гвардейского гусарского полка, сначала командиром взвода, а потом командиром эскадрона. Один лагерный сбор цесаревич провел в рядах артиллерии. Тогда же отец вводит его в проблемы страны, приглашает участвовать в заседаниях Государственного Совета и Комитета министров, а в 1891 году он назначается Председателем Комитета по строительству Великого Сибирского рельсового пути. Завершением образования явилось кругосветное путешествие на крейсере «Память Азова». В 1891 и 1892 годах Цесаревич Николай Александрович возглавляет Комитет по борьбе с голодом. К 23 годам Цесаревич – бесспорно, самый образованный молодой человек в России. Он был едва ли не первым русским царем после Петра Великого, сочетавший глубокую религиозность с серьезным знанием духовной литературы. Его считали самым вежливым и воспитанным человеком в России. Но, как сказал историк С. С. Ольденбург: «У государя поверх железной руки бархатная перчатка». Для нас полон глубокого значения и волнения случай в Тобольске, показывающий чистоту и высоту отношения отца и сына к офицерским погонам, как к символу служения России и душе офицерской культуры.
8 апреля 1918 года из Москвы поступает в Тобольск предписание, запрещающее Николаю II и его сыну Алексею ношение офицерских погон. Этот запрет имел предысторию. В канун Рождества священник осмелился провозгласить «многая лета» царской семье. Николай II и Алексей были одеты в офицерскую форму. Этот случай в храме вызвал мстительную ненависть Солдатского комитета, который принял решение запретить Николаю Александровичу и Алексею ношение офицерских погон. Николай II не согласился с решением Комитета, о чем уведомил начальника охраны полковника Кобылинского, назначенного еще Временным правительством. Николай II, чтобы не раздражать распущенную солдатню, по совету князя Долгорукова и Татищева, стал появляться на прогулках и в церкви в черкесске. Алексей же упрямо прикрывал погоны башлыком. Николай II по поводу всех этих дел с погонами занес в дневник: «Этого свинства я им не забуду». В этой краткой записи и бездна отчаяния отца, и скорбь по поводу глумления над святынями. Такие резкие записи не появлялись в дневнике после потери половины мира, несметных богатства и короны, а именно тогда, когда у него отняли офицерские погоны. Вот почему, когда в войсках получен был приказ № 1, запрещающий ношение погон, некоторые офицеры, которые были не в силах смириться с бесчестием, стрелялись.
Вот почему без восстановления доброго имени таких офицеров, как Государь Николай Александрович и Цесаревич Алексей Николаевич, и офицеров Белой гвардии, ставших на защиту чести России, вся наша армия и история - один кровавый «котлован», и тщетны будут все усилия и командования, и офицерского корпуса, и института офицеров-воспитателей.
Честь офицера
Попробуем подвести итог: «Высшее понимание офицерской чести состоит в том, чтобы стать предметом уважения всех образованных и предметом зависти всех тех лиц, которые относятся враждебно к существующему порядку вещей» (Гогенлоэ-Ингельфинген). Наша армия и до 1917 года не всегда была на высоте этой задачи.
Кто же сейчас станет душой этой миссии?
Видимо, в первую очередь офицер-воспитатель. Первая его забота - это дисциплина.
Еще Мориц Саксонский заметил: «Без дисциплины армия - сброд черни, которая для государства опаснее всякого врага».
Эти слова приходят на память, когда слышишь о казарменном насилии и гибели солдат в мирное время. Но чтобы офицер-воспитатель выполнил свое дело, все заботы вчерашних политработников должны взять на себя все офицеры части. Сильна та церковь, где каждый прихожанин - пламенный миссионер, а не один только священник.
Задача офицера-воспитателя - учить не рассказом, а показом. Говорильни и политчасы ничего не дают. Наполеон говорил, что речи, произносимые перед боем, не могут придать храбрости войскам: старые солдаты слушают их без внимания, а молодые забывают при первом пушечном выстреле. Только личный пример может увлечь солдат. У нас гигантские словесные ресурсы политработников уходили «в гудок».
Вот почему пришло время воспитателя как особого типа офицера, ибо в нашей армии ни до 1917 года, ни после не было никогда офицера, который лично отвечал за воинские традиции и историю части. Сегодня судьба армии зависит от возврата к суровой дисциплине, единоначалию и органической связи всех времен и военных поколений. Носителем духа этих высших ценностей - выправки, чести и традиций - и должен стать новый тип офицера новой Российской армии.
«Дело всегда выигрывает от правды», - учил генерал Драгомиров. Без правды армия не жизнеспособна и абсолютно не боеспособна. На ложных донесениях не построишь ни боя, ни даже учения. Когда требовали от солдата пожирать глазами начальство, в это вкладывался и глубокий психологический смысл. Командиры тогда знали о неразрывной связи чистого сердца и прямого взгляда. Солдат должен был говорить ясно и смотреть твердо: без правды армия не способна к штыковому удару. А нынче солдат норовит прошмыгнуть, чтобы не козырнуть и лишний раз не попасть на глаза начальству. Все пронизано уклончивостью, недомолвками, показухой. Смертельный враг сегодняшней армии, как, впрочем, и любой, - это панибратство и фамильярность. Без правдивого взгляда на армию нет смысла ее и реформировать. Начать надо с коренного преобразования программы всех военных вузов. И, в первую очередь, военного Гуманитарного Университета. Политработникам очень трудно осознать, что армия существует не для культмассовой работы и даже не для общественно-государственной подготовки, а только для войны. «Политрук», то есть офицер-воспитатель должен думать только о том, как сделать свою часть более боеспособной. В этой связи армия должна избавиться от всех дутых команд ЦСКА и от театра Российской Армии. Все поглощаемые этими уродцами и наследниками РККА деньги пусть пойдут на боевые единоборства в армии и военные олимпиады без чужаков.
В заключение напомню: ни один человек со времен Петра I и до сегодняшнего дня не управлял военным министерством дольше, чем Дмитрий Алексеевич Милютин. Он прожил деятельную и долгую жизнь и умер в 1912 году в возрасте 96 лет. Двадцать лет он управлял военным министерством (1861 - 1881). В эпоху великих реформ Александра II лидировало «царство Милютина» - военное министерство. Он провел самые серьезные реформы в армии: создал военные округа, провел всесословную воинскую повинность. И тем не менее его реформы не выдержали экзамена войной 1877-1878 г.г. даже против лоскутной, полудикой азиатской деспотии, уже столетие считавшейся «больным человеком Европы». Война была кровавой, неумелой и бестолковой, несмотря на частные успехи. Она стоила России 200 тысяч ее сынов! Инерция, набранная реформами Милютина, привела через четверть века к поражению в японской войне. Милютин ее пережил, а через два года после его смерти началась «германская» война, в конце которой армия разложилась, превратившись в митингующий сброд.
Милютин за неудачную войну 1877-1879 годов получил графское достоинство и орден Св. Георгия II степени. Тогда такие ордена раздавали щедро, что уже было верным признаком разложения. Здесь неуместно разбирать в деталях реформы Милютина, но из военных округов не надо было делать маленькие военные министерства и бюрократизировать армию.
В 1914 году мы столкнулись с лучшей в мире германской армией, созданной современником Милютина - Гельмутом фон Мольтке. Когда Мольтке разбил Францию, ему было 70 лет. Когда Милютин получил «графа» за неудачную войну, ему было 62 года. Интервал между этими событиями был в восемь лет. Можно подписаться под характеристикой, которую дал Милютину современник Джаншиев: «И друзья, и враги согласны в том, что в лице графа Д. А. Милютина Россия имела просвещенного военного министра, разностороннего государственного человека выдающегося дарования, опытности, изумительного трудолюбия, редкой чистоты и идеального бескорыстия». Насчет «чистоты и бескорыстия» необходима поправка. Милютин был яростным «партийцем» либерального направления и глубоко законспирированным при всей внешней маниловщине и прекраснодушии.
Но даже такие данные министра не создают победоносной армии. России нужны были военные лидеры типа Мольтке и Шлиффена - глубокие военные мыслители суровой военной целеустремленности, вдохновенные мужи, отстранившиеся от дворцовых интриг. Милютин был жертвой собственной разносторонности. Но для нас важно учесть уроки и реформы Милютина из страшного наследия XX века, потому какие бы военные реформы ни проводились, мы обязаны ни на минуту не забывать, что армия знает только один экзамен и самый суровый на земле - это поле боя. Вот почему можно считать впервые верно принятым курс на реформу армии и ее систему воспитания, где во главу угла поставлены дисциплина, единоначалие и патриотизм. Теперь задача - умно и честно воплотить в жизнь эти принципы. Для этого Управление воспитательной работы должно располагать всей мощью военной печати, а не теми крохами, которые оставлены в армии. Журнал «Воин-воспитатель» должен быть любим не только армией, но и всем здоровым мужским населением России. Первым в ряду этих воинов должен стать тот, кто воспитывает. Быть выразителем наступательного, боевого духа армии - в этом заключается «политическое» служение офицера-воспитателя. Успех ему может быть гарантирован при прочих равных условиях при одном наиважнейшем условии - отцовской и братской любви к солдату.
И, наконец, самое главное. Вся будущность России и ее Вооруженных Сил зависеть будет от того, сумеет ли офицерский корпус овладеть главным сверхоружием на Земле во все времена, а именно – С Л О В О М. Сегодня у нас в Вооруженных Силах нет ни одного военачальника, который в полной мере осознавал бы эту проблему. Как, впрочем, нет таковых и во властных структурах. Даже после пятнадцати лет погрома, учиненного армии средствами массовой информации и телевидением, ни один военный не почесал в затылке и до сих пор не понял, что уничтожают, разлагают, заплевывают и высмеивают армию особым родом сверхоружия – словом. Без этого многогранного и разящего психологического оружия армия всегда будет страшилищем наподобие динозавра с громадным прожорливым туловищем и мозгом с яйцо.
Если после того, как погасли такие гиганты, как «Правда» и «Известия», лидерство не способна захватить «Красная Звезда», такая армия не имеет право на уважение. Что можно сказать о военном, который через десять лет психологической войны, разгромленный, униженный и вытирающий грязные слёзы не может сообразить, каким оружием над ним надругались? Если мужчина не политизирован – он не мужчина, а некий бомж с наклонностями приживала при любых звездах на плечах.
В пушкинское время, особенно после войны 1812 года, офицеры на голову превосходили штатских во владении словом. До 1917 года в военных училищах гуманитарные дисциплины и особенно изящная словесность по количеству часов превосходили военные предметы. Слово было в чести у дворян. После разгрома нацистской Германии какой-то «агент влияния» задвинул факультет военной журналистики подальше от стихии русского языка на Украину, да еще к «западэнцам», во Львов, в провинциальную затхлую атмосферу третьесортной Европы с воздухом, настоянным на ненависти. Сейчас факультет журналистики представляет жалкой зрелище с развязными, полуграмотными курсантами. В учителях у них все те же львовские кустари, лишенные русской словесной традиции.
Армия, у которой сегодня нет своего телевизионного канала, никогда не обретет достоинства, силы и культуры. Если военная газета, которой пользуются все «силовики», не лучшая в России, такая армия не имеет права на уважение. Сегодня из всех родов войск и направлений наиболее унижены офицеры-воспитатели. Только они не имели до последнего времени в Вооруженных Силах вертикальной властной структуры от роты, батальона, полка и до военного министра. И только они не имеют сегодня своего высшего училища. Высшие учебные заведения есть даже у военных финансистов и ГСМ (горючники), но нет у главного оплота армии – политических офицеров-воспитателей. Если армия не создаст свой информационно-боевой спецназ, способный уничтожить любую «огневую точку» врага, такая армия вредна и бессмысленна.
Патриотизм и здравый смысл – синонимы. Они верный признак нравственного и психического здоровья. Не случайно врачи доказали, что слушание музыки, слов которой человек не понимает, – верный признак начала сползания «крыши». Потому портативные приспособления с наушниками для наслаждения чужой музыкой народ называет «дибильниками». Беспамятство – есть тяжкий грех и патология. Радиоузлы в армии, на флотах и заставах – главные источники духовного разложения Вооруженных Сил.
В 1918 году генерал Краснов на Дону продемонстрировал пример стремительной самоорганизации казачества в дееспособный государственный организм. Его примеру последовали другие казачие войска. Этому способствовала военная природа казачества. По сути, любой полк и даже батальон, как и корабль, есть модель государства. Везде, где есть штаб, есть правительство. Армия – бесценная школа самоорганизации народа. Потому во всем мире офицеры – желанные кадры во всех фирмах и государственных структурах. Армия – драгоценная школа нации, ее оплот и культура. Она требует непрерывного внимания и совершенствования.
Кавад РАШ
|
Власти Дании совершили откровенную провокацию против России, переходящую в безобразное глумление над памятью тех, кто погиб в результате террористического акта в Москве. Именно 28 октября, в День траура, в Копенгагене прошел т.н. «конгресс чеченского народа».
К сожалению, второй тур выборов в Калмыкии, прошедший 27 октября, не дал республике нового лидера. Там остается старый новый хан – Кирсан Илюмжинов.
Несмотря на то, что все последние дни захват в заложники более 800 человек – зрителей и актеров мюзикла «Норд-Ост», а также персонала театрального центра, где шло представление, был главной и, по сути, единственной темой информационных выпусков российских СМИ, реальный анализ случившегося, судя по всему, еще не начался. Поэтому, помня о том, какие последствия могли быть у дерзкой вылазки группировки т.н. «шахидов», хотелось бы сейчас заняться именно осмыслением трагедии.
Трагедия, синонимом которой теперь станет название одного из московских «просто мюзиклов», выявила, помимо прочего, одну печальную вещь: в России, в частности в Москве, катастрофически мало журналистов, умеющих профессионально работать в экстремальных ситуациях, подобных той, что случилась на «Норд-Осте».
В прошлом учебном году в одной из школ страны читался необычный курс лекций. Руководитель Научно-практического Центра Института социально-экономических проблем РАН Наталья Маркова учила старшеклассников тому, как не попадаться на провокации, устраиваемые российскими СМИ. 5-6 занятий по сорок пять минут, а результат ошеломляющий - прозрение. Развлекательные, столь красочные, яркие, забавные телевизионные передачи на самом деле «промывали» нам «мозги»!