|
Воспитывать – значит определять судьбу
Сегодня невозможно сделать ни одного правильного шага в школе, военном училище, университете, полку, на корабле и заставе, во всех учреждениях и на любом производстве, не осмыслив глубоко, честно и строго опыт последнего столетия в национальном воспитании. Эта работа необходима для создания новых книг. Их ждет, прежде всего, та полузабытая половина граждан, которые сегодня ходят в школу, а завтра пойдут в армию. Вместе с учащимися этих книг ждут их родители, а значит, вся страна.
Перед нами задача возродить душу народную, искаженную столетием нечеловеческих испытаний, прошедшую через страшные мировые войны, гражданскую резню, террор, геноцид, ссылки, душу, придавленную ложью, насилием, запланированным разгулом криминала и загаженную двумя столетиями богоотступничества, материализма и истреблением нравственных законов отцов.
* * * * *
Духовное возрождение есть очищение сердца от всей скверны и наполнение его светом родной веры, которая важнее оружия, боеприпасов, денег и даже хлеба насущного, ибо вне веры нет ни благ, ни армии, ни страны и самой жизни. Теперь мы знаем это лучше всех на свете.
Моральные начала, на которых воспитывается будущий солдат, должны пронизывать жизнь всей нации в целом и прежде всего быть незыблемым законом для нашей школы.
Сейчас в обширном Отечестве, кроме церкви и армии, нигде не учат бескорыстию и самопожертвованию, ни в одной школе, ни в одном вузе и тем более в правительстве.
Этот страшный раскол в обществе грозит гибелью всему государству, ибо «царство, само в себе разделившееся, не устоит», как учит Святое Писание. Духовная целостность государства – первейшая забота всех, от президента и до любого из граждан.
Мы уже успели забыть, что расшатывание государства и последующая его гибель начались с многомесячной тщательно подготовленной истерической вакханалии по телевидению вокруг полуобразованных «педагогов-новаторов» с их глуповатой и вредной мечтой революционизировать школу.
Между тем и школа, и армия – институты благородно и спасительно консервативные. Мы дожили до того, что «новатором» называют теперь просто хорошо и увлеченно работающего учителя, особенно мужчину, который в нашей школе давно уже в «красной книге», как почти исчезнувший вид.
Ни одна страна в мире не экспериментировала в педагогике за последние пятьдесят лет больше, чем Соединенные Штаты. Они учили детей на лужайках, в музеях, без учебников, лежа, в походах, ну разве что не заставляли стоять на одной ноге. Надо отдать должное мужеству американцев. Они, наконец, уяснили себе, что экспериментировать на детях аморально, когда до основания разрушили всю систему образования и дошли до стрельбы в школах.
После всех «новаторских» ухищрений они честно признались, что старая гимназия со строгой дисциплиной и почитанием учителя остается недосягаемым идеалом в педагогике.
То же самое можно смело сказать про армию. Впрочем, и про политические системы. Коли воспитание благородно консервативно, то оно должно быть обеспечено такими же консервативно-просветленными учебниками, литературой и телепередачами. В слово «консервативный» мы вкладываем первоначальный смысл (что в переводе значит «охранительный»), равный значению «благородный». Если защита детства, семьи, веры, истоков, порядка и природы есть дело консервативное и даже революционно-консервативное, то быть консерватором то же, что и быть джентльменом. Именно поэтому друг Пушкина князь Петр Вяземский говорил, что по мировоззрению Пушкина можно назвать «свободным консерваторов». В данном случае «свободный», значит открытый для разумных веяний и взвешенных перемен, а «консерватор» - защита просветленных основ жизни. Потому мы неколебимо придерживаемся спасительной пушкинской политической традиции, истоком которой являлась любовь к Родине.
Этот негасимый консервативный огонь любви к Отечеству проявился ярко в лицейском подростке в канун Бородина, когда он с друзьями провожал русские полки, завидуя тем, «кто умирать шел мимо нас». Вели полки недавние кадеты. При Бородине под ядрами, не дрогнув, стояли 16-17-летние юноши-офицеры. Они же ходили в штыки с Ермоловым, Багратионом, Дохтуровым.
Смело можно сказать, что славой Бородина мы обязаны кадетам. Они возглавят суворовских богатырей до этого в Альпах.
В августе 1797 года в Петербург под музыку флейт и барабанный бой войдет батальон загорелых, подтянутых кадетов в белых холщовых рубахах. Они возвращались из петергофских летних лагерей. Вел батальон лично директор корпуса, пятидесятилетний боевой генерал-лейтенант Михаил Илларионович Кутузов. Со времен «потешных» Петра кадеты были любимцами русских царей. Ничто не доставляло такого удовольствия императору-рыцарю Павлу, отцу большого семейства, как присутствие в пять утра на побудке в Кадетском корпусе. Потешные Петра, первые русские кадеты, спасли честь России при Нарве, выиграли Полтаву, а на море разбили при Гангуте шведов. Новую Россию с Петром создали «потешные», а стало быть, кадеты. Тем августовским солнечным днем прежде чем достигнуть Корпуса, генерал Кутузов привел батальон юных дворян на Сенатскую площадь, чтобы будущие офицеры отдали честь всаднику на вздыбленном коне – Отцу Отечества, создавшему град Святого Петра – красивейшую столицу мира. Эти кадеты будут с Кутузовым при Бородине. Они же войдут в Париж.
Англичане будут утверждать, что битва при Ватерлоо была выиграна на спортивных площадках Итона и Харроу. В этих закрытых аристократических заведениях готовили будущих командиров английской промышленности, флота, армии и министров. Важно отметить, что чем аристократичнее учебное заведение, тем суровее порядки, холоднее постель, проще пища и грубее одежда. Обстоятельство непостижимое для разбогатевших плебеев, которые, как и все воры и мошенники, считают, что «бытие определяет сознание». Нувориши пихают в детский «зоб» снедь, убежденные, что хорошо живет тот, кто больше жрет, напяливает меха, отдыхает за границей, держится подальше от армии. Как признался поддельный аристократ Черчилль, покинув пост военного министра:
«Чем дальше от армии, тем больше денег».
Русские дворяне рвались туда, где меньше денег и смертельно опасно.
Позже роль школы в успехах нации отметит железный канцлер князь Бисмарк, заметивший, что «битву при Седане выиграл немецкий школьный учитель».
После Сталинграда улыбкой победы в изнемогающей от борьбы стране явились суворовцы, чей облик вернул нам свет и строгость кадетских лиц, дошедших до нас со времен отчаянных потешных Петра.
* * * * *
После Петра наибольшую привязанность к кадетам проявил император Николай I. Только в Морском кадетском корпусе он побывал 97 раз за свое царствование.
В 1831 году умер адмирал Сенявин. Он завещал похоронить себя как простого матроса. Государь Николай I нашел и в этом случае возможность воздать должное адмиралу. Сенявин действительно был похоронен как матрос. Его последняя воля была выполнена. Гроб с телом адмирала сопровождал только взвод матросов. Но во главе этого взвода шел через весь Невский проспект до Лавры сам император. Онемевшие и потрясенные петербуржцы молча взирали на это не виданное доселе на земле шествие. Похороны Сенявина, как и выход к Сенатской площади батальона кадетов во главе с генералом Кутузовым, относятся к великим минутам священной столицы Петра.
Отношение к кадетам – высший экзамен на подлинность и мудрость как для общества, так и для главы государства. Насколько известно, с 1943 года ни один глава государства не посетил ни одного суворовского училища, как и единственное в мире Нахимовское училище в Петербурге. Такое государство было обречено на неминуемое разрушение.
* * * * *
В 2000 году было двести лет со дня смерти Суворова. Практически ни одна газета не отметила этой даты, если не считать жалкой заметульки в трусливой «Красной звезде». Мы часто с пафосом клянемся именем Суворова, но, по сути, не знаем его, а значит, не любим. Его «Наука побеждать» не вошла до сей поры в жизнь армии. Суворов, воспринявший Воинский Устав Петра I как Священное Писание и знавший его наизусть с детства, является наиболее совершенным учеником Петра.
Армия – это сосредоточенная нация со своим Уставом, впитавшим многовековую боевую жизнь народа, со своими традициями и душой. Часто душой армии называют дисциплину, разумеется, не бездушную дисциплину угнетенных автоматов, а одухотворенную дисциплину, рождающую, по Пушкину, «воинственное повиновение». Дисциплина – явление духовно-волевое, создающее целостность армии и ее боеспособность. Культура – это, по сути, одухотворенная дисциплина. Наш великий физиолог Иван Павлов на свой манер заметил:
«Культура – это торможение».
Древние в чувстве меры видели проявление божественного начала в человеке. Не может быть в народе две души. Если дисциплина – душа армии, то она и душа того народа, дети которого служат в армии. Религиозных подвижников рождает святая дисциплина, пронизанная светом. Находят же возможным святые отцы называть смирение проявлением божественности. Ни один приказ не может быть исполнен без боевого смирения.
Дисциплина делает человека собранным и готовым к действию.
Утрата дисциплины в школе, армии, народе приводит к расслабленности, порокам, преступлениям.
Все победы в истории при равенстве сил и оружия делаются превосходством духовной дисциплины и порожденной ею решимостью и стойкостью. Великими победами называются чаще те, где победа одержана над превосходящим в оружии и числе противником. Такая победа невозможна без превосходства в воле, которое рождается от высочайшей дисциплины чувств.
Опрятность, бережливость, нравственность, законопослушность проистекают от дисциплины, формирующей целостность натуры.
Дар одухотворенной дисциплины – наивозможнейшее счастье и источник всех благ на земле.
Всю литературу для юношества должна пронизывать благородная и возвышающая любовь к осознанной дисциплине, дарующей здоровье и верность. Карамзин говорил:
«Народы верностью счастливы».
Дисциплина, духовная собранность – есть верность душе народа и смирение перед Богом.
Мы знаем примеры из жизни Рима в периоды расцвета республики, когда консулы за преступления против дисциплины приговаривали к смерти собственных сыновей.
Бог это и есть одухотворенная дисциплина, о чем хорошо знают подвижники.
Склонность к расслабленности, распущенности, греховной анархии под видом свободы – есть путь преступлений и каждения нечистому.
По слову Спасителя, «нет выше той любви, как если кто положит душу свою за други своя». Коли нет выше любви, то нет и выше культуры.
Потому армия, стоящая на дисциплине и самопожертвовании, есть не только сосредоточенный народ, но она есть и концентрированная культура и хранитель всех огней народа.
Это положение должно стать фундаментом всего строительства вооруженных сил петровско-суворовского, ушаковского типа.
* * * * *
Дореволюционная армия не сумела вышколить офицерский корпус на этих началах, как не сумела сделать дисциплину сверхзадачей офицерства. Именно офицерства, ибо офицер воспитывает старшин, сержантов и солдат. Только он, офицер, является постоянным, профессиональным кадром в отличие от сменяющихся рядовых.
Но ни русская мысль, ни русская литература, ни русская церковь не сумели поставить перед родным народом идею всепронизывающей просветленной дисциплины как становой национальной добродетели.
Дисциплина для воина – это высшая боеготовность, для гражданина - качество всех видов труда, чистоплотности, трезвости, бережливости, для священнослужителя – это аскеза внутренняя и внешняя, исключающая брюхатость, неряшливость, расслабленность. Мы стали, по слову Святых отцов, «подобны раскормленным птицам, которые, имея крылья, влачатся по земле».
Вряд ли в мировой педагогике найдется суждение, равное по глубине высказанному воспитателем царей и народа, великим поэтом Василием Жуковским. Вот оно:
«Воспитание не для счастья, не для успеха в обществе, не для особенного какого-нибудь знания, даже не для добродетели, а для веры в Бога».
Если бы этот принцип воплощался бы прежде всего в семинариях и духовных академиях, мы не вопили бы на весь мир, что нас одолевают сектанты. Напротив, наши миряне и миссионеры заставили бы трепетать любой иноверный клир и приводили сотнями тысяч прозелитов. Прежде всего сделали бы воинствующими православными все три славянских народа-брата, остальные соседи сами потянулись бы к Руси.
Митрополит Св. Филарет (Василий Дроздов), один из учителей нации, сын дьякона Коломенского кафедрального Успенского собора, стал известен после речи, посвященной 200-летию изгнания от Троице-Сергиевой Лавры польско-шведских интервентов (12 января 1806 г.). Ему не было и тридцати, когда он стал ректором Санкт-Петербургской духовной академии. Вскоре император Александр I награждает его пенсионом «з а о т л и ч н у ю с п о с о б н о с т ь к о б р а з о -в а н и ю ю н о ш е с т в а».
Кстати, Св. Филарет был решительным сторонником Синода и против патриаршего правления, как, впрочем, и его преемник на кафедре Св. Иннокентий (Иван Попов) и Св. Иоанн Кронштадтский (И. Сергиев).
В 1824 году митрополит Филарет издал «Катехизис» краткий, который выдержал 91 издание. Вскоре он выпускает «Начатки христианского учения», вышедшие 252 изданиями!
* * * * *
В 1864 году наш выдающийся педагог Константин Ушинский публикует «Родное слово», ставшее поистине национальной книгой. Накануне 1917 года выходит 147-е издание «Родного слова», воспитавшего много поколений русских ребят. За три года до выхода первого издания «Родного слова» Ушинский издает «Детский мир». Книга выдержала 46 изданий.
Нельзя сказать, что дети предыдущего, XVIII столетия были обделены вниманием писателей. Быть может, им повезло даже больше. В их время не была в ходу литература сугубо детская. Поэты и писатели самого культурного века, который мы зовем пушкинским, воспитывались на взрослой литературе. Это мы сейчас довели «мухами-цокотухами», «степашками» и «хрюшами» детей до разжижения мозгов и инфантильности, от которой после идиотского гогота на эстрадных концертах они не могут избавиться и после сорока лет.
Дети суворовского века увлекались Карамзиным, Дмитриевым, Капнистом, Ломоносовым, Державиным и отчаянно отстаивали перед родителями свою привязанность к ним.
Мы находим это в воспоминаниях Аксакова, Пассек, Достоевского. Пассек (двоюродная сестра Герцена) в 13 лет, «забившись в кусты, громко декламировала баллады Жуковского, оду «Бог» Державина, басни Крылова…».
Аксаков читал с упоением «Анабасис» Ксенофонта, ученика Платона, о действиях 10-тысячного отряда эллинов в пределах Мидии, как назывался тогда Курдистан. Аксаков до преклонных лет помнил хорошо не только события V века до Р.Х., но даже и обложку этой книги.
Поэт Иван Дмитриев, сын симбирского дворянина, вспоминал, как в 11 лет он, затаив дыхание, слушал чтение вслух отцом строф из Иова, потом ломоносовское «Вечернее размышление о величестве Божием». «Чтение, - вспоминал Дмитриев, - заключено было «Одою на взятие Хотина»… Я будто расторг пелены детства, узнал новые чувства, новое наслаждение и прельстился славой поэта». Это вам не дебильные чебурашки со старухой Шапокляк или шепелявый Винни Пух.
Профессор словесности и цензор Никитенко (40-е годы XIX века), сын крепостного писаря из Воронежской губернии, слышал стихи Ломоносова «в раннем детстве» от «бродячих певцов».
В конце XVIII века любимыми поэтами детей были Сумароков, Херасков, Петров, Ломоносов. Аксаков вспоминает: «Напыщенный мерный язык стихотворной прозы Хераскова казался мне совершенством», а стихи Сумарокова воспринимались «с искренним сочувствием и удовольствием».
Дети и их родители во всех уголках России в XVIII веке и в пушкинское время зачитывались «Письмовником» Николая Курганова, морского шляхетского корпуса профессора и кавалера». Моряка Курганова можно поставить в один ряд с выдающимися просветителями России. Курганов родился в год смерти Великого Петра, но является, как и Суворов, чистым творением Преобразователя.
Николай Курганов кончил навигацкую школу, основанную Петром I, и Морскую академию. Ему принадлежит учебник «Универсальная астрономия». В 1764 году Курганов переводит «Новое сочинение о навигации» Бугера, которое выдержало еще три издания (1785, 1799 и 1802). Курганов написал «Генеральную геометрию» (1765). Неутомимый моряк переводит с английского «О счислении ходу корабля», «О часах для счисления времени на море» и «Науку морскую». С французского Курганов переводит «Элементы геометрии по Евклиду». Помимо этого, издает свою «Арифметику» (1794). Курганов одержим идеей поднять духовный и умственный уровень народа. Сын унтер-офицера, Курганов продолжает в меру сил дело Петра I.
Всероссийскую славу Курганову принес «Письмовник» (1769), напечатанный в «Книгопечатне Морского общества благородных юношей». Книга его – род занимательной энциклопедии – стала любимым семейным чтением и разошлась по самым глухим уголкам обширной Руси. «Письмовник» выдержал 18 изданий - дело, неслыханное для тех лет.
В «Письмовнике» Курганов дает рассуждения о физическом строении мира, излагает систему Коперника и Ньютона; представляет детям поэзию, мифологию, героев, родную историю. Много места уделяет точным наукам, геральдике, летописи. Излагает притчи, басни, пословицы. «Письмовник» пронизан демократическим духом и написан доступным, почти разговорным языком.
Курганов приводит много народных песен - «Киево-каленские песни», «Песня о Саратове», «Песня о боярине Шереметеве»; солдатские песни - «Песня о взятии Казани».
В «Истории села Горюхина» Пушкин в ряду характерных деталей русской глуши вспоминает о «Письмовнике» Николая Курганова, ныне забытого, но доблестного русского моряка:
«Родители мои, люди почтенные, но простые и воспитанные по-старинному, никогда ничего не читывали, и во всем доме, кроме Азбуки, купленной для меня, календарей и новейшего «Письмовника», никаких книг не находилось. Чтение «Письмовника» долго еще было любимым моим упражнением. Я знал его наизусть, и, несмотря на то, каждый день находил в нем новые, незамеченные красоты».
Самый актуальный для нас век сегодня это - «осьмнадцатое» столетие – век бурного созидания, движения, исканий и просвещения. По типологии кургановского «Письмовника» мы должны предложить юношеству новые книги. Нравственным стержнем книг для школьников и призывников должно быть суворовское «Не тщись на блистание, но на постоянство».
Как сказал Иван Аксаков в речи при открытии памятника Пушкину:
«Да не в том ли вся сумма наших бед и зол, что так слабо в нас во всех, и в аристократах, и в демократах, русское историческое сознание, так мертвенно историческое чувство»,
* * * * *
Мы еще не вернули школьникам подлинно выдающихся адмиралов князей М. Головина, А. Меншикова, Апраксина, Сарычева, Чирикова, Шишкова, Головина, отца и сына Чичаговых, пятерых братьев Орловых и Потемкина, создателя Черноморского флота, воссоздателя Балтийского флота после Цусимы адмирала Эссена и двух выдающихся советских адмиралов Кузнецова и Горшкова. Отдельной темой стоит Петр I, триста лет подвергающийся клевете.
Мы говорили выше, что не может быть в воспитании две идеологии, не может государство само в себе разделиться, ибо и для личности, и для семьи, и для державы целостность есть первое условие безопасности, дееспособности и счастья. Мы ждем человека, цельного, просветленного и дисциплинированного, такого, каким был причисленный к лику святых адмирал Федор Ушаков – эталон гражданина.
Наш выдающийся врач и педагог Лесгафт, чье имя носит институт физкультуры в Петербурге, был решительным и бескомпромиссным противником шумных детских игр с их истошными криками, визгом, воплями, которые горе-педагоги воспринимают как проявление детского переживания и наполненности жизни. Лесгафт любил детские игры и спорт, но он считал, что при самых азартных и острых ситуациях игр у ребенка должны только гореть глаза и вся энергия аккумулироваться в действие. Игры созданы не для визга, а для умения сдерживать себя в острейших ситуациях.
Когда напоминаешь об этом учителям и родителям, в ответ слышишь всегда недоуменное: «Но что же вы хотите? Они же дети…»
Вот именно, потому что они дети, они заслуживают особой защиты, ибо сами себя не в состоянии сдерживать.
Любой визг, вопль или крик есть скрытая форма истерии и ничего более, и опасная особенно для детей, не располагающих еще сильными «тормозами». Шумные и визгливые «эстафеты» в школах – это расшатывание исподволь нервной системы детей.
Шумные игры – это спасение для бездарных или слабых педагогов, не умеющих направлять и сдерживать свою юную «паству».
Во время визгливых игр, как и при всякой истерии, высвобождается, как при распаде атома, громадное количество темной энергии, разрушающей личность.
Наши перемены в школах – это «черные дыры», куда уходит жизненная сила детей без пользы и смысла, опустошая их под видом разрядки. Добавьте к этому практическое отсутствие мужчин в школах, разбитые семьи и теперь еще культ вседозволенности, и вы поймете участь феминизированных, визгливых поколений, которых каждый год с тоской ждут военкоматы и армия.
Выпускники этих школ заполнили все без исключения советские и российские фильмы, повторяю, все без исключения, ну разве, кроме «Белого солнца пустыни» и «Собачьего сердца», непременным визгом, рыданиями, слюнявыми, истеричными монологами, разговорами взахлеб, женоподобными гардемаринами, шумными сценами-свалками, и все это глубоко антинародное явление подается бездарями как «а ля рюс», вместе с «тройками», «самоварами» и «куполаз энд балалайказ» и прочим «легким паром».
Проблема шумных игр, истерии вкупе с сексуальной революцией неполовозрелых подростков – есть проблема духовной дисциплины в обществе и школе, а если честно – это проблема не только безопасности государства, но и существования его.
В свое время Ушинский заметил: «Запоет школа – запоет народ». Мы вновь стоим перед той же проблемой. Хоровое начало не панацея, но один из могущественнейших рычагов восстановления одухотворенной дисциплины в школах. Наша школа должна вновь запеть. Песня очищает душу. Не зря говорят: «Поселитесь там, где поют. Кто поет, тот плохо не думает».
С вороватым рынком жизнь школы омрачилась плебейским духом неравенства, уворованного родителями. Бедные учительницы становятся жертвами пробравшихся в родительский комитет матерей, которые душат неимущих родителей с первых классов систематическими поборами на ремонт, на цветы, на занавески, банкеты, вечера, культпоходы. На все, что угодно, тратится энергия и средства, кроме знаний, воспитания, опрятности и благородства. Особую нерастраченную энергию проявляют матери с одним ребенком, демонстрируя по отношению к неимущим матерям хамский напор и прямо-таки изуверскую беспощадность.
Школа стала не храмом и не родным домом, а теневым рынком, где фарцуют в туалетах, подсовывают наркотики, сосут сигаретки и сквернословят.
Родительские комитеты в классах должны возглавлять непременно отцы. Огалтелых матерей, выполняющих роль новых «баскаков», бичей - родителей и развратителей школьной атмосферы, необходимо не допускать в родительские комитеты. Иные ослабевшие от нужды учительницы становятся легкой добычей одуревших от нечистых денег родительниц, которые на невинных детях и бюджетных родителях удовлетворяют свой комплекс неполноценности вместо того, чтобы рожать детей.
Это только подтверждает, что будущее русской педагогики за кадетскими корпусами и лицеями для девушек.
Пришла пора всем миром повернуться лицом к родной школе, где готовится к трудному будущему добрая половина наших граждан.
Для этого нам необходимо: «Воспоминать юношеству о деяниях предков, дать ему познания о славнейших эпохах народа, сдружить любовь к Отечеству с первыми впечатлениями памяти есть лучший способ возбудить в народе сильную привязанность к Родине. Ничто уже тогда тех первых впечатлений, тех ранних понятий подавить не в силах; они усиливаются с летами, приготовляя храбрых для войны ратников и мужей добродетельных для совета».
Этими, как бы отлитыми в бронзе строками польского поэта Немцовича выражена сверхзадача для всех сфер воспитания, всех издательств, телевещания и кино.
Все наше общество неосознанно и остро испытывает неутоленную тоску по простоте и возвышенности. Люди устали от пороков, преступности, лжи и телевидения, ставшего добычей порнокопытных сексострадальцев. Люди истомились по неторопливым рассказам о чести смолоду, о рыцарских часах в истории нашего Отечества, о беседах для юношества, рассказывающих не о создателях только «темы России», а прежде всего о творцах «дела России», вложив в эти два слова смысл, близкий к тому, который англичане вкладывают в понятие «дело Британии». Есть смысл углубить понятия «пушкинский век», начало его с потешных Петра и до 1918 года – время, которое мы называем «дворянским» и «петербургским» периодом русской истории. Эти два русских века являются для всемирной истории тем же, что были для мира «век Афин», «век Рима» (разумеется, республиканского Рима) или «век готики» - как вершина европейской культуры. От Петра до Николая II и есть «русский век» - мировой культуры.
Немцович писал: «Сдружить л ю б о в ь к Отечеству с первыми впечатлениями п а м я т и». «Любовь и память» - это то, что завещали нам в ХХ столетии все святые, в земле российской просиявшие. Пусть любовь и память будут нашим компасом, пусть стрелка компаса, как ей положено быть, ведает только одну степень свободы и указывает направление – О т е ч е с т в о, ибо, как сказал в минуту просветления даже Белинский: «Кто не принадлежит своему Отечеству, не принадлежит и человечеству». Не помнящий родства – худший из всех преступников на земле, он опаснее даже фашиста, так как начинает убивать, прежде всего своих. Историческая память нуждается в таком же непрерывном тренинге, как и мышцы, как упражнения пианиста и экзерсисы танцовщика.
Кавад РАШ
|