|
Дьяков, Геращенко…
Следующий «на выход» - Владимир Путин?
Российские естественные монополии готовятся к реформе. Чем станет эта реформа для отрасли и для страны? Не окажется ли так, что мы получим новую главу в истории российской «прихватизации»? Основания так думать есть: посмотрим на то, чем для России являются естественные монополии. Их значение можно проиллюстрировать примером из радиоэлектроники. Там есть несколько уровней гармоники воспроизведения сигнала. Первый уровень дает 70 процентов качества звучания, второй - 15 и так далее по убывающей. В России естественные монополии – это первый уровень гармоники. Они отвечают за основу основ – за тарифы. Если расстроится их работа, то можно забыть о «качестве звучания» и всей экономики. Причем монополии не просто образуют тарифы. Они их снижают. Монополия неизбежно сокращает то, что на языке экономики зовется условно-постоянными издержками. Это происходит за счет унификации размещаемых в большом объеме заказов, за счет развития поставщиков, за счет удешевления подготовки персонала, научно-изыскательских работ и так далее. Экономия идет на каждой «ступеньке». А это означает более высокую конкурентоспособность по сравнению с любой другой формой организации производства. Поэтому, даже когда монополия искусственно дробится, как было со Standart Oil Рокфеллера, впоследствии ее части все равно стремятся к воссоединению. Что продемонстрировали те же части империи Рокфеллера, Mobil и Exxon, слившись недавно в единый концерн.
Для нашей же страны значение естественных монополий совершенно особое. Их продукция принимает участие в ценообразовании как минимум 70 процентов всей товарной массы в стране. Этого достаточно, чтобы по своему воздействию на ценообразование их продукция была приравнена к деньгам. Но раз так, то наши монополии – это не результат, а функция. Функция управления ценами. Они формируют весь ценовой и экономический ландшафт страны. И, когда готовятся реформы монополий, надо понимать – готовится реформа системы ценообразования в стране. Когда говорят, что для повышения эффективности монополии надо разделить ее на десять независимых компаний, это означает, что будет разделена на десять частей та самая функция, от которой зависит цена буквально на все. Что будет с экономикой, если вместо одного Центробанка в Москве ввести еще десять, причем абсолютно друг от друга независимых? Подумать страшно!
Тогда почему у нас можно так вольно разговаривать об аналогичной функции, за которую отвечают естественные монополии? Есть три вида бизнеса: бюджет, естественные монополии и весь остальной. Бюджет отличается тем, что он должен идти «ноль в ноль», без профицитов и дефицитов. Девиз монополии: минимум рентабельности. Потому что так лучше для общества. Чем дешевле электричество, тем шире потребительская корзина населения. Чем дешевле перевозки, тем живее торговля. А обычный бизнес, ларек на вокзале, может иметь столько рентабельности, сколько ему заплатят.
То, что у нас предлагают сделать с естественными монополиями, можно назвать попыткой поставить их на одну доску с этим самым привокзальным ларьком. А итогом всех этих преобразований может быть только бесконтрольный рост цен, который никак не скажется ни на качестве услуг и продукции, ни на обслуживании самих производственных мощностей. Монополии превратятся в источник наживы для узкой группы тех, кто успеет взять их самые прибыльные сегменты. Это и есть одна из двух главных составляющих в желании приватизировать функции наших монополий – жажда наживы. Ведь каждое изменение состояния собственности приводит к деньгам. Что доказывается элементарно. Допустим, приватизируется объект. И первый выпуск акций может идти по заниженной цене. Значит, тот, кто будет распределять акции, может поставить свою структуру, которая будет скупать их по первоначальной цене, а продавать – по рыночной. Оптовой продажей акции будут взяты по доллару, а проданы по два.
Потом, допустим, решили снова восстановить естественную монополию. Например, приватизированные части нынешнего МПС будут работать неэффективно и все решат вернуть на старую колею. Опять придется платить! Надо будет выкупить акции, причем по форс-мажорной цене. А еще надо будет выплатить их владельцам те потери, которые (уж это будет доказано!) они понесли, связавшись с железными дорогами. Так было, и неоднократно, во многих странах. Так будет и у нас: мы будем платить « в оба конца» - и при проведении приватизации, и в обратном направлении!
Кстати, этот пункт – стремление к наживе – определяет вообще все, что с нами произошло с 1991 года.
Вторая составляющая – стремление снять с себя ответственность. Когда функции монополии перейдут к акционерной компании, то главу этой компании можно будет сделать ответственным абсолютно за все – потому что он уже не будет находиться в номенклатурной «обойме». Но ведь и он не будет сидеть сложа руки, а постарается переправить ответственность еще куда-то, на уровень новых, более мелких частных монополий, что будут выделены из РАО «РЖД» и «реформированных» «Газпрома» и РАО «ЕЭС». А что будет в итоге? Бесконтрольный рост цен и упадок всей экономики!
Тарифы монополий растут быстрее, чем та инфляция, за которую отчитывается правительство. Почему? Да потому, что правительство замеряет инфляцию на очень коротком плече. А вот если ее замерить на плече подлинней, например, «Центробанк – ларек на вокзале», то будет видно, что объем реальной инфляции гораздо выше того, за который отчитывается правительство. Сейчас правительство в приказном порядке запрещает монополиям повышать тариф до уровня, который бы в полном объеме компенсировал потерю рентабельности при существующей реальной инфляции, порожденной финансовой политикой правительства. Потому что, если правительство позволит это сделать, то начнется гиперинфляция. Правительство же, боясь президентского гнева, идет по пути приказного сдерживания тарифов. Но это приводит к ухудшению экономического положения монополий, о котором потом рассказывают на каждом углу, обосновывая необходимость их дробления. То есть за бездействие правительства монополии расплачиваются своим инвестиционным потенциалом в развитие и снижение себестоимости. И выхода из ситуации нет: с одной стороны, монополии вынуждены поднимать цены, а с другой - с повышением цен снижается уровень потребления их продукции и услуг, и у монополий не хватает средств, чтобы поддерживать хозяйство отрасли.
Вспомним страсти, что кипели в середине 90-х из-за тарифов на электроэнергию, когда они за короткое время повысились в полтора раза. В одночасье тогдашний глава РАО «ЕЭС» Дьяков стал чуть ли не врагом народа №1. Хотя на самом деле РАО тогда просто выступило в роли передаточного звена, причем свой тариф оно не повысило настолько, чтобы компенсировать свои реальные издержки. Поступи тогда оно таким образом, тарифы выросли бы не в полтора, а в три раза. Правительство же тогда долго «терпело» Дьякова, а потом взяло да и отправило его в отставку, посадив на его место сперва Бревнова, а затем Чубайса… Правда, Дьяков пытался бороться – в 1996 году даже собиралось отраслевое заседание, где присутствовали все региональные энергокомпании. Там было на цифрах доказано: половина себестоимости РАО происходит из долгов и инфляции, порождаемой действиями федерального правительства. А у нас, наоборот, технологическая себестоимость снижается, потому что у нас не повышаются зарплаты работникам отрасли и с 1990 по 1996 не перечислялись средства на воспроизводство – а это порядка 10 млрд. долларов ежегодно. Сейчас примерно такая же ситуация со всеми тремя нашими естественными монополиями. Не думаю, что в них за последние годы сильно выросла удельная зарплата. В основные фонды инвестиции были незначительны. Зато идет амортизация, значит, должна снижаться и себестоимость. Почему же растут тарифы?
Оттого, что им просто не хватает на жизнь. Их так заставляет поступать та инфляция, которую через монополии уводят с федерального уровня ответственности. Откуда взялась инфляция? Ее породила незафиксированная сумма задолженности перед внутренним производством. Финансовая система хоть ларька, хоть государства состоит не из того, что написано, а из того, что сделано. Например, я, глава алюминиевой компании, решил слукавить и не отразил в бухгалтерии глинозем, который завез на завод. А платеж вынес на следующий год. Значит, баланс следующего года придется сводить уже с учетом минусов этого года. Но я этого не делаю и переношу их еще на год, добавляя новые грехи. И так из года в год. С отчетностью все в порядке, но ком задолженностей-то растет! У нас ведь тем же самым занимается правительство. Сначала нагрешили гайдаровцы, потом при Черномырдине – не хочется же рапортовать, что все идет «в минус», сразу снимут. А в итоге мы получили дефолт. И сейчас все идет к тому же. Потому что правительство по-прежнему не фиксирует в своих отчетах реальную инфляцию, а значит, и ничего с ней не делает. Поэтому сейчас наша страна напоминает человека, который зарылся по горло в землю и надеется победить на соревнованиях по бегу, заказав себе новую прическу. Нет, дорогой, надо сперва из земли вылезти, кроссовки надеть, а потом уже США догонять!
Нынешние проекты реформы наших естественных монополий – из этой «оперы». Потому что спрятать в приватизацию проблемы отрасли – еще не значит их решить. То, что меняется форма собственности, еще не означает перемен в экономике отрасли. Реформа – это перевод динамики из отрицательной в положительную. Это качественный переход. А какой качественный переход будет, если вместо того же МПС будет ОАО «РЖД»? Никакого. Решить проблемы, что сейчас мешают развиваться железной дороге, можно только на федеральном уровне. Что по идее должно было сделать целью правительство, начиная реформу монополий? Организовать функцию, снижающую издержки, чтобы в итоге рос жизненный уровень населения. Как этого добиться? Прежде всего – прекратить сваливать на монополии ту инфляцию, что образуется в результате финансовой политики нашего правительства. А ну-ка, верните те «сбросы», что были сделаны в них, на свой уровень! Какая тогда у вас будет инфляция? Возьмите ее под свой контроль – тогда, возможно, вообще никаких реформ монополий не потребуется! Индексируйте тот долг в 1 трлн. долларов, о котором уже говорилось, и обработайте его на плече в 15-20 лет. Его, этот долг, нужно срочно выводить за баланс – сегодня, сейчас! Его надо исключить из ценообразования важнейших продуктов. Представьте себе, что будет, если из монополий вывести 40-50 процентов себестоимости их тарифов? Сколько тогда оно сможет совершать инвестиций? Вот тогда бы и можно было начинать говорить о преобразовании монополий, потому что тогда их акции взлетели бы до небес после одного заявления правительства о желании так поступить – о превращении половины их себестоимости во внутренний обслуживаемый государственный долг!
Что нужно сделать монополиям, чтобы реализовать такой сценарий? То же, что и любому другому хозяйствующему субъекту, у которого недобросовестный партнер украл инвестиционный потенциал. Представим себе директора магазина, который арендует площадь. Он договаривается на 1000 долларов за метр в год, планирует под эту цену свою стратегию, и вдруг ему в середине года говорят: теперь платите 1500 долларов. Что сделали с этим директором? У него украли маржу! Что он будет делать? Пойдет в суд, чтобы предъявить свои убытки и получить возмещение. Так должно сделать и монополиям. Почему реальная инфляция больше той, о которой отчитывается правительство? Это что, неизбежность какая-то? Нет, это род бизнеса. Сегодня Центробанк каждый день эмитирует порядка 30 миллиардов рублей. Вроде немного. Ну, напечатали новых денег, запустили через «уполномоченные» коммерческие банки в оборот. Ну, появилось в газете объявление, что денежная масса в России увеличилась на такую-то сумму. А то, что это разом подняло все цены в стране, почему-то никто не говорит. Потому что тогда придется как-то объяснить, почему отчет идет об увеличении денежной массы на 12 процентов, а реально было выпущено в оборот почти в три раза больше наличности. Куда девались остальные две трети? И как аргументировать этот факт?
Никак, потому что его нечем аргументировать. Почему же такие вещи вообще у нас происходят? А потому, что у нас ответственность за подобные вещи неперсонализирована. Правительство и Центробанк отдельно, рубль отдельно. Но это же ненормально! И вдвойне ненормально, чтобы и дальше ни за что не отвечать, перегружать ответственность за подобные действия на ключевые отрасли нашей экономики.
Поэтому ничего сверхъестественного в том, чтобы руководство монополий подало в суд на правительство, нет. В суд может подавать любая организация с отдельным счетом. У того же «Газпрома» есть право юридического лица. У правительства оно тоже есть. И отдельный счет у правительства тоже есть. А разве МПС не может судиться, например, с налоговой полицией? Спокойно может: МПС отвечает за перевозки, а налоговики – за казну. У них разные функции и разные счета. Да, у них одна форма собственности. Но если исходить из такой логики, то и две частных фирмы не могут между собой судиться – форма собственности у них тоже ведь одна! Если надо придумать повод, чтобы не решать проблему, – тогда это, конечно, аргумент. А если есть желание менять ситуацию, то факт, что и монополии, и правительство являются госучреждениями, ни в коей мере не помешает подать иск. Два министерства могут судиться друг с другом: например, Минэкологии и природных ресурсов, которому принадлежит акватория, с Министерством транспорта, которому принадлежит порт, – выяснять, с чьего счета будет компенсироваться городу ущерб за разлитую нефть. Подавало же РАО «ЕЭС» иски на налоговую полицию. Почему МПС должно быть исключением?
У монополий есть предмет спора: размер компенсации за ущерб инвестиционному потенциалу отрасли. Чтобы определить его, надо выделить издержки и посчитать технологическую себестоимость провозки тонны груза в 90-м году и сейчас. Вычитаем из получившейся себестоимости технологическую, получаем остаток – это и есть та инфляция, которую сбросило в монополии правительство. Вот эту цифру и нужно делать федеральным долгом, накопленным по монополиям. Потому что, чтобы компенсировать ее, им пришлось увеличивать тарифы. Вот инфляция, которая привела монополии к деформации цен, потере финансовых резервов, к снижению рентабельности, к падению уровня перевозок. Возместите монополиям убытки. А правительство берет и пересчитывает с учетом этого свою инфляцию.
И не надо бояться, что у нас тогда вместо 12 процентов выйдет 35 годовых. Инфляцию боится тот, кто не знает, что с ней делать, или не хочет с ней связываться по каким-то личным соображениям. А сама по себе инфляция, если она обсчитана и учтена в финансовых планах, не страшна. С ней можно бороться. Сами у себя берем кредит, разносим по годам долг лет на 15-20, выплачиваем проценты и основную задолженность. Как только этот долг выделяется, у монополий идет вниз себестоимость тарифа, повышаются объемы производства продукции и услуг, накапливается «жир». Платятся налоги, часть которых идет на погашение долга, делаются инвестиции. Есть искра на свече, работает мотор, есть тяга на колесах. Все, машина поехала! Экономика – та же машина со своими «свечами», «мотором», «колесами». Наша экономика сейчас никуда не едет. Внутри что-то фыркает, шипит, а движения вперед нет. Только цены и тарифы растут…
И если наш Президент в ближайшее время не найдет в себе политической воли дать ответ на этот вызов, это может стоить ему его репутации лидера и вообще всей политической карьеры. Выборы-то уже не за горами…
Анатолий МАТУСОВ
|